Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит - Виктория Ближевская

– Все могло быть иначе…

– Ну, конечно! Например, ты могла родиться мальчиком. Или нашей родиной была бы Кения. Я бы батрачил на ферме и ненавидел белого надсмотрщика с кнутом. Это так, в общих чертах. А ты уж сама придумай подробности, как все могло сложиться. Что они там собирают? Бананы?

– Думаю, кофе или сахарный тростник, – на автомате продолжила она, подав свою реплику в знакомой игре. – И ты был бы хозяином плантации или президентом.

– Президентом в экваториальной Африке? Вот счастливчик! Прямо баловень судьбы. Можно не париться в костюмах и на обед заказывать рагу из врагов.

– Господи, ну что ты несешь! – спохватилась она, шмыгнув носом.

– Хм, действительно! Это ты заразила меня вирусом сочинительства дурацких историй. Так о чем мы говорили?

– О том, что мы совершили ошибку!

Она подняла голову с жалобными глазами и вытерла с подбородка полоску от пробежавшей слезы, и Илья снисходительно потрепал ее по щеке.

– Если мы и натворили дел, то точно не вчера или неделю назад. С того момента утекло столько воды в джакузи и выпито столько алкоголя, что пора наши приключения записать в отдельную семейную хронику в назидание потомкам. Ну и жить дальше, разумеется. Если я о чем-то и желаю, то лишь о том, что потратил столько лет впустую, пока бегал за тобой, как мальчишка. Или ты кусаешь себе локти, что сбежала от завидного жениха?

– Что ты, Илюша! Я счастлива.

– А зеркало скажет тебе, что ты врешь. Глаза опухшие, нос мокрый, волосы растрепаны. Морщины на лбу. – Он потер пальцем место между ее бровей, где собралась напряженная складочка. – Совсем не похоже на счастье, а, Соня?

– Нет же… Ты ошибаешься. Мне хорошо с тобой.

– Тогда прекращай лить воду в кровать. Все, что с нами случилось, – должно было случиться.

– Ты уверен?

Она уцепилась за его слова, как цепляется за ржавый бакен унесенный в море пловец, словно они могли развеять ее сомнения и свести на нет надвигающиеся последствия.

– Я не стану делать ничего, в чем сомневаюсь. И сейчас тебе это докажу.

Он усмехнулся, чувствуя себя сильным и уверенным львом, перевернул ее на спину, как мягкую игрушку, и Сонины слезы потекли сильнее.

– Докажи, – зашептала она, окунувшись в его желание с головой.

– А ты не смей сомневаться!

– Я и не…

Она не договорила, загораясь его страстью, двигаясь в такт его движениям, готовая разделить с ним каждый вздох без сомнений и оговорок. Воздух в комнате колыхался и сгущался, становился почти видимым и горячим. Над постелью в луче света отплясывали джигу веселые пылинки, занавеска всплескивала крыльями и со старательностью дуэньи закрывала от солнца слившиеся в единое целое тела. Кровать жалобно заскулила, а подушка с мягким хлопком свалилась на ковер. Тонкие Сонины руки сомкнулись за спиной Ильи, а рот приоткрылся в безмолвном крике. Всего один миг оставался до того, как яркая вспышка должна была осветить их будущую жизнь, и именно в этот миг комната взорвалась телефонным звонком.

Любовники дружно обернулись в направлении звука, и мистерия страсти растаяла в душном воздухе.

– Кому это вдруг… – начал Илья, с трудом переводя дыхание.

– Не бери! – вскрикнула Соня, удивленная, что телефон оказался включенным, и повисла на его шее. – Не надо, не сейчас.

– Я посмотрю, кто звонит.

– Кто бы ни был, он не вовремя! – Она продолжала удерживать его всеми силами. – Прямо сейчас я хочу тебя!

Телефон захлебнулся последней трелью и затих. Илья потянулся к тумбочке.

– Я просто посмотрю…

– Они напечатали историю про нас, – поспешно выдохнула она и зажмурилась, будто ждала пощечины. – Там все. Все, что мы сделали. С самого начала до проклятой свадьбы.

– В какой газете?

– Ах, да не помню я название! Она там. – Соня ткнула пальцем в прикроватную тумбочку и заключила его лицо в ладони, умоляя словами и глазами. – Прошу тебя…

Илья бережно отвел ее руки, приподнялся на локте, чтобы увидеть, что газета – не плод ее воспаленного воображения, и перевел задумчивый взгляд на сестру. Ее мокрые ресницы казались еще чернее, губы были искусаны, отдающая медью вьющаяся прядь прилипла к бледной щеке. Она тряслась мелкой дрожью и, казалось, вот-вот потеряет сознание.

– Ты меня любишь, Соня?

– Я жить без тебя не могу, – прошептала она покаянно и попыталась спрятать лицо в подушку, но он перевернул ее на спину, чтобы услышать каждое слово, рожденное в глубине ее сердца. – Ты самое дорогое, что есть у меня, и я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Я люблю так сильно, что могу умереть за эту любовь. За тебя. За нас…

Он не дал ей продолжить и закрыл поцелуем шепчущие признания губы. Телефон зазвонил снова и продолжал звонить с настойчивым раздражением, но теперь он не был помехой их страсти. В этой комнате с ослепительным отпечатком солнца на стене, наполненной воспоминаниями прошлых лет и Сониными наивными и несбыточными надеждами, что эти воспоминания не утратят своей яркости, а реальность будет каждый день превосходить их, никто из них звонка уже не слышал.

А потом тишину разорвал звук благодарного поцелуя, шуршание газеты и ее возмущенные вздохи, когда они вместе снова и снова пробегали глазами по строчкам скандальной статьи.

– Ну, ведь ложь, все ложь!

Она порывалась скомкать страницу и швырнуть на ковер, а он крепче прижимал женщину к своему плечу и отводил в сторону ее негодующие пальцы, готовые вот-вот вцепиться в мятый лист.

– Не мешай!

– Как можно было все вот так опошлить, вывернуть наизнанку… И эти фотографии!

– Сонька, угомонишься ты или нет?

Илья зажал ей рот, не отрываясь от последней колонки. Она с усилием отклеила от лица его ладонь и снова уткнулась в текст.

– Нет, когда такое было, а? Ты помнишь, чтобы мы…

– Софья, дай мне прочесть! Или сейчас пойдешь вон из комнаты!

Но Соня вывернулась из-под руки, отобрала у него газету и по-турецки уселась рядом, забросив за плечи спутанные пряди волос. Взгляд у нее был виноватым и больным, как у приютского пса.

– Они разрушили всю твою жизнь! Ты должен опубликовать опровержение!

Она ждала чего угодно, глядя в его нахмуренное лицо, но только не того, что случилось потом. Он внезапно развеселился и, схватив ее за плечо, подтащил к себе ближе.

– Какой же ты ребенок, в самом деле!

Она инстинктивно увернулась от неуместного поцелуя, так что его губы проскользнули в сантиметре от ее щеки, и снова распрямилась, как отпущенная ветка.

– Что смешного в этой мерзости? Они вывернули наизнанку всю нашу жизнь. Как мы будем жить с этим?

– Ну, положим, лично я с этим жить и не собирался. Жить я буду с тобой, с удовольствием, между прочим, и без напрасных угрызений совести и трагических медитаций над паспортом.

– Я не понимаю, Илья. Ты хочешь оставить все, как есть?

– Если ты о нас – то да, все останется, как сейчас. Как будто я могу позволить какому-то писаке разрушить нашу жизнь несколькими бесталанными строчками. Если о статье – тоже да, но по другой причине. Тот, кто санкционировал этот шедевр журналистского расследования, надеялся меня зацепить. Не разрушить мою жизнь, а сделать банальную гадость. И чего он, по-твоему, добился?

– Все узнали… – в растерянности ответила она, не понимая, куда он клонит.

– Что узнали? Что я вырастил девочку и стал с ней спать, когда ей почти исполнилось тридцать? Эка невидаль! Сегодня подобной историей можно шокировать разве что старых дев. То, что девочка – моя прямая родственница? Я никогда не был образцом для подражания. И чем это знание поможет моим врагам и навредит мне? Об этом узнала моя семья? Так семья в курсе моей аморальности, хотя и не рискует обсуждать эту тему со мной за вечерним чаем. Деловые партнеры? Им глубоко плевать, с кем и как я сплю. Государство? Но если мои человеческие грехи не отражаются на размере налоговых поступлений в бюджет, а с чего им отражаться, – и ему наплевать ровно так же. Остаешься только ты, которой внезапно стало стыдно за наше грехопадение. Но в этот самый момент, мучаясь стыдом, ты сидишь неглиже в моей постели, и будешь в ней и завтра, и послезавтра, и всегда. А вот если тебя оттолкнет эта статья, и ты уйдешь в монастырь, к любовнику, к сайентологам или куда еще может уйти сумасшедшая в порыве раскаяния, я немедленно дам опровержение, а журналисту оторвут башку за то, что ты бросила меня по его милости!

– Не понимаю, что тебя так позабавило, Илья! Ты пытаешься отшутиться…

– Я не вижу поводов для раздувания пожара, Соня! Кстати, в статье почти нет ничего придуманного или криминального, за что меня можно было бы подвести под статью. Они могли бы добавить красок и написать, что я обесчестил тебя, когда тебе было восемь. Или что я переписал на тебя свои компании, чтобы избежать конфискации при аресте. Или даже, что у нас общий ребенок. Или другую подобную галиматью. Ничего же этого нет. Материал изложен эмоционально, да, с оттенком пошлости, да, но с информационной точки зрения – вполне корректно. Так оно все и было: безудержный секс, измены в семьях, побег из Москвы за тридевять земель.